«Дорогой мелкий, Завтра – наш последний бой. Кто-то из нас двоих умрет – и мне, в самом деле, очень жаль, что мы с тобой не вечны. Я так мечтал сыграть с тобой в карты еще раз – до сих пор болею идеей раздеть тебя самого до трусов, не одному же мне страдать от высшей степени возмущения? И самому странно до сих пор, что я тебе пишу. Но написать всегда легче, чем сказать в глаза, да и что мне говорить тебе? Мы, я думаю, ближе, чем кто бы то ни был из врагов. Но одновременно мы и чужие – я никогда не видел настолько контрастного со мной человека, признаюсь… Но считай это письмо предсмертным, или завещанием, да хоть любовной запиской! В целом, так уж сильно все это отличается одно от другого – пишущие подобное люди совершают огромную ошибку. Наше прощание тоже в какой-то мере ошибка – я буду очень жалеть о том, что больше не встречусь с тобой, мальчик. Мы бы еще многое сделали вместе, я уверен. Только жизнь развела по разным сторонам – жаль, конечно, а неминуемо. Да, я знаю, что ты – Ной, но не могу представить тебя Ноем. Ты просто не такой, как я, как малышка Роад или близнецы. И поэтому ты – счастливейший человек, возможно… Я верю, что у тебя получится задавить это в себе. И сам старайся. Не сдавайся ни за что. А может, выживем вдвоем? В любом случае, я посчитаю свою жизнь прожитой зазря, если не сумею просто так прогуляться с тобой по набережной и нормально пообщаться. Хотя бы несколько минут – ты этого стоишь, я думаю. Наверное, я даже пообещаю тебе, что не умру, пока не обниму тебя по-дружески. Тебе, конечно, это может не понравиться… Но знай, я упрямец – если что-то взбредет в голову, так не отступлюсь. Бей всех, если потребуется – уничтожай. Возможно, тебе придется встретиться не с одним Ноем, прежде чем доберешься до меня. Но все же очень надеюсь, что у тебя это получится – буду ждать, как никого другого.
Удачи тебе, малыш. Верю в тебя. С любовью, Тики Микк.»
Аллен сложил лист напополам, чувствуя что-то болезненно-щемящее внутри. Пусто тянуло где-то под сердцем, и в голове не укладывалось, что это письмо писал тот заносчивый португалец. Что когда на листке желтоватой бумаги вырисовывались строки крупного, слегка детского почерка – Микк был... - Канда… Кто это? - Как будто сам не знаешь, мояси. Похорони его сам – думаю, он бы хотел этого. Он был жив. Живее всех живых. Теперь вместо него – наспех сколоченный крест с криво нацарапанными инициалами. Вместо него – слеза, расчертившая запыленную и испачканную кровью кожу. Абсолютная пустота. А ведь если бы умер Аллен – Тики бы ни разу не огорчился. Но он ведь обещал ему, что они еще встретятся. А в итоге – это письмо осталось последним воспоминанием о… Лист бумаги был отправлен в чемодан. Следом за ним – какая-то одежда, брюки, рубашка, галстук и носки, из которых выкатился Тимкампи и, словно чувствуя состояние хозяина, опустился ему на плечо, обвивая шею длинным хвостом. Аллен не знал, кого ненавидеть больше – себя, за эту слабость, Тики, за то, что умер, или Канду – за то, что убил. Он был вынужден улыбаться и радоваться. Невзирая на потери - а ведь умерли не только враги, но и множество союзников, даже друзья – самые близкие, те, кто были почти всегда рядом. Он часто возводил глаза к небу, спрашивал – вслух или молча, просил у Бога, в которого все равно не верил, интересовался у знакомых и незнакомых людей. Ответом служило многозначительное молчание. Так убиваться по собственному врагу нельзя. Но если он никогда не был врагом?
Чуть желтоватая старая бумага, казалось бы, она должна истлеть за столько-то лет, хотя это и глупо так думать. В темноте уже и не разобрать, что написано, но и при свете он не пытался - лишь рассыпал конверты на колени, бездумно брал, что попадалось, водил пальцами по буквам, выводил вслед за беглым, скорым почерком слова, не понимая их смысла, а потом брал очередное письмо и утыкался в него носом. - Замерзнешь. Его бесцеремонно подняли и укутали в какое-то пальто. От неожиданности письма соскользнули на пол. - Весь день тут сидишь. Мальчик, ты бы забрал все это да пошел домой. Я нянькой быть не привык. Действительно холодно, Аллен поежился и посильнее закутался. - Тебя никто и не держит. Спасибо, что рассказал мне про этот тайник. Разве на этом твоя роль не закончена? Уолкер опустился на пол и стал собирать конверты: возможно, они смогут заполнить ту пустоту, те пробелы, что есть в его истории. Ведь это письма Маны, Маны к своему брату. Быть может, они смогут прервать то молчание, которое было все это время для него ответом на мучающие его вопросы. - Когда я решил тебе рассказать об этой находке, не думал, что ты тут страдальца будешь изображать. Смысл? Тикки присел на корточки и, совершенно не заботясь о ветхости бумаги, стал сгребать письма в коробку. За что тут же у него были отобраны все конверты. Через 15 минут двое вышли из разрушенного поместья Камелотов и впервые за все время просто разошлись – один из плюсов окончания войны. Только уже на следующее утро Аллен заявился к Мику и, излучая мерзкий оптимизм, прочел лекцию о его – Тикки – моральном разложении, о том, что нужно двигаться вперед, а не лениво валяться на кровати. Случайно снесенную полку в порыве благодарности от такой побудки они восстанавливали вместе. Тикки не стал спрашивать, что было в этих письмах, - было вполне достаточно, что благодаря ним у него появился личный будильник.
Первый автор, спасибо - мне приятно) Ваш драббл очень печален - жалко Тикки и Аллена, очень жалко. Tykki, если бы это будущее в манге было таким)) но на то это и АУ, чтобы помечтать)
-
-
22.10.2009 в 18:23«Дорогой мелкий,
Завтра – наш последний бой. Кто-то из нас двоих умрет – и мне, в самом деле, очень жаль, что мы с тобой не вечны. Я так мечтал сыграть с тобой в карты еще раз – до сих пор болею идеей раздеть тебя самого до трусов, не одному же мне страдать от высшей степени возмущения?
И самому странно до сих пор, что я тебе пишу. Но написать всегда легче, чем сказать в глаза, да и что мне говорить тебе? Мы, я думаю, ближе, чем кто бы то ни был из врагов. Но одновременно мы и чужие – я никогда не видел настолько контрастного со мной человека, признаюсь… Но считай это письмо предсмертным, или завещанием, да хоть любовной запиской! В целом, так уж сильно все это отличается одно от другого – пишущие подобное люди совершают огромную ошибку. Наше прощание тоже в какой-то мере ошибка – я буду очень жалеть о том, что больше не встречусь с тобой, мальчик.
Мы бы еще многое сделали вместе, я уверен. Только жизнь развела по разным сторонам – жаль, конечно, а неминуемо. Да, я знаю, что ты – Ной, но не могу представить тебя Ноем. Ты просто не такой, как я, как малышка Роад или близнецы. И поэтому ты – счастливейший человек, возможно… Я верю, что у тебя получится задавить это в себе. И сам старайся. Не сдавайся ни за что.
А может, выживем вдвоем? В любом случае, я посчитаю свою жизнь прожитой зазря, если не сумею просто так прогуляться с тобой по набережной и нормально пообщаться. Хотя бы несколько минут – ты этого стоишь, я думаю.
Наверное, я даже пообещаю тебе, что не умру, пока не обниму тебя по-дружески. Тебе, конечно, это может не понравиться… Но знай, я упрямец – если что-то взбредет в голову, так не отступлюсь.
Бей всех, если потребуется – уничтожай. Возможно, тебе придется встретиться не с одним Ноем, прежде чем доберешься до меня. Но все же очень надеюсь, что у тебя это получится – буду ждать, как никого другого.
С любовью, Тики Микк.»
Аллен сложил лист напополам, чувствуя что-то болезненно-щемящее внутри. Пусто тянуло где-то под сердцем, и в голове не укладывалось, что это письмо писал тот заносчивый португалец. Что когда на листке желтоватой бумаги вырисовывались строки крупного, слегка детского почерка – Микк был...
- Канда… Кто это?
- Как будто сам не знаешь, мояси. Похорони его сам – думаю, он бы хотел этого.
Он был жив. Живее всех живых.
Теперь вместо него – наспех сколоченный крест с криво нацарапанными инициалами. Вместо него – слеза, расчертившая запыленную и испачканную кровью кожу. Абсолютная пустота.
А ведь если бы умер Аллен – Тики бы ни разу не огорчился. Но он ведь обещал ему, что они еще встретятся. А в итоге – это письмо осталось последним воспоминанием о…
Лист бумаги был отправлен в чемодан. Следом за ним – какая-то одежда, брюки, рубашка, галстук и носки, из которых выкатился Тимкампи и, словно чувствуя состояние хозяина, опустился ему на плечо, обвивая шею длинным хвостом.
Аллен не знал, кого ненавидеть больше – себя, за эту слабость, Тики, за то, что умер, или Канду – за то, что убил.
Он был вынужден улыбаться и радоваться. Невзирая на потери - а ведь умерли не только враги, но и множество союзников, даже друзья – самые близкие, те, кто были почти всегда рядом. Он часто возводил глаза к небу, спрашивал – вслух или молча, просил у Бога, в которого все равно не верил, интересовался у знакомых и незнакомых людей. Ответом служило многозначительное молчание.
Так убиваться по собственному врагу нельзя.
Но если он никогда не был врагом?
-
-
22.10.2009 в 21:49Спасибо за текст.
Читатель
-
-
22.10.2009 в 22:15По ощущениям атмосфера очень тихая и печальная...
читатель
-
-
22.10.2009 в 23:54Спасибо)
читатель
-
-
23.10.2009 в 00:03Понравилось ваше исполнение) атмосфера печальная и душевная,местами нежная...
заказчик
-
-
23.10.2009 в 00:20-
-
23.10.2009 в 09:01-
-
23.10.2009 в 09:57308 слов
Чуть желтоватая старая бумага, казалось бы, она должна истлеть за столько-то лет, хотя это и глупо так думать. В темноте уже и не разобрать, что написано, но и при свете он не пытался - лишь рассыпал конверты на колени, бездумно брал, что попадалось, водил пальцами по буквам, выводил вслед за беглым, скорым почерком слова, не понимая их смысла, а потом брал очередное письмо и утыкался в него носом.
- Замерзнешь.
Его бесцеремонно подняли и укутали в какое-то пальто. От неожиданности письма соскользнули на пол.
- Весь день тут сидишь. Мальчик, ты бы забрал все это да пошел домой. Я нянькой быть не привык.
Действительно холодно, Аллен поежился и посильнее закутался.
- Тебя никто и не держит. Спасибо, что рассказал мне про этот тайник. Разве на этом твоя роль не закончена?
Уолкер опустился на пол и стал собирать конверты: возможно, они смогут заполнить ту пустоту, те пробелы, что есть в его истории. Ведь это письма Маны, Маны к своему брату. Быть может, они смогут прервать то молчание, которое было все это время для него ответом на мучающие его вопросы.
- Когда я решил тебе рассказать об этой находке, не думал, что ты тут страдальца будешь изображать. Смысл?
Тикки присел на корточки и, совершенно не заботясь о ветхости бумаги, стал сгребать письма в коробку. За что тут же у него были отобраны все конверты.
Через 15 минут двое вышли из разрушенного поместья Камелотов и впервые за все время просто разошлись – один из плюсов окончания войны. Только уже на следующее утро Аллен заявился к Мику и, излучая мерзкий оптимизм, прочел лекцию о его – Тикки – моральном разложении, о том, что нужно двигаться вперед, а не лениво валяться на кровати. Случайно снесенную полку в порыве благодарности от такой побудки они восстанавливали вместе. Тикки не стал спрашивать, что было в этих письмах, - было вполне достаточно, что благодаря ним у него появился личный будильник.
-
-
23.10.2009 в 10:07больше спасибо автору ))))
заказчик
-
-
23.10.2009 в 10:12автор 2
-
-
23.10.2009 в 14:28/первый
-
-
23.10.2009 в 16:24-
-
23.10.2009 в 16:42-
-
23.10.2009 в 20:43Tykki, если бы это будущее в манге было таким)) но на то это и АУ, чтобы помечтать)