Let those who are in favour with their stars Of public honour and proud titles boast, Whilst I, whom fortune of such triumph bars, Unlook'd for joy in that I honour most.
Это длилось уже третий день, точнее – ночь. И это нервировало. Аллен взвыл и спрятал голову под подушку. Не помогло. Пришлось вставать. - ТИККИ МИК!!!! – створки окна со всей силы хлопнули о каменные стены. – Ты что творишь? - Even for this let us divided live, And our dear love lose name of single one, That by this separation I may give That due to thee which thou deservest alone. Ной отвлекся от какой-то потрепанной книжки: - Маааальчик, - пафосно возвел он руки к взбешенному Аллену, - сердце мое замерло от восторга при виде твоего светлого лика! Уолкера перекосило - как-то случайно на глаза попался горшок с фиалками, что Линали подарила на новоселье. - Ты мешаешь мне спать!!!!! - Ну, знаешь ли! – Тикки развел руками. – А я вот совсем не могу спать. - Это не мои проблемы. - Дааааа? Неужели? Ты лишил меня дома своей победой над Графом, а теперь утверждаешь, что это не твои проблемы! Фиалка упала рядом с бывшим Ноем. Аллен застонал, сполз на подоконник и схватился за голову руками. - Я открою. - Всегда знал, что ты мне поможешь! – как-то уж слишком приторно улыбнулся Тикки и направился к двери, листая книжку до очередной закладки – еще предстояло завоевать себе место в теплой кровати.
Примечание: использованы сонеты Шекспира читать дальше Сонет 25 Let those who are in favour with their stars Of public honour and proud titles boast, Whilst I, whom fortune of such triumph bars, Unlook'd for joy in that I honour most.
Great princes' favourites their fair leaves spread But as the marigold at the sun's eye, And in themselves their pride lies buried, For at a frown they in their glory die.
The painful warrior famoused for fight, After a thousand victories once foil'd, Is from the book of honour razed quite, And all the rest forgot for which he toil'd:
Then happy I, that love and am beloved Where I may not remove nor be removed.
Кто под звездой счастливою рожден - Гордится славой, титулом и властью. А я судьбой скромнее награжден, И для меня любовь - источник счастья.
Под солнцем пышно листья распростер Наперсник принца, ставленник вельможи. Но гаснет солнца благосклонный взор, И золотой подсолнух гаснет тоже.
Военачальник, баловень побед, В бою последнем терпит пораженье, И всех его заслуг потерян след. Его удел - опала и забвенье.
Но нет угрозы титулам моим Пожизненным: любил, люблю, любим. Перевод С. Маршака
Сонет 39 O, how thy worth with manners may I sing, When thou art all the better part of me? What can mine own praise to mine own self bring? And what is 't but mine own when I praise thee?
Even for this let us divided live, And our dear love lose name of single one, That by this separation I may give That due to thee which thou deservest alone.
O absence, what a torment wouldst thou prove, Were it not thy sour leisure gave sweet leave To entertain the time with thoughts of love, Which time and thoughts so sweetly doth deceive,
And that thou teachest how to make one twain, By praising him here who doth hence remain!
О, как тебе хвалу я воспою, Когда с тобой одно мы существо? Нельзя же славить красоту свою, Нельзя хвалить себя же самого.
Затем-то мы и существуем врозь, Чтоб оценил я прелесть красоты И чтоб тебе услышать довелось Хвалу, которой стоишь только ты.
Разлука тяжела нам, как недуг, Но временами одинокий путь Счастливейшим мечтам дает досуг И позволяет время обмануть.
Разлука сердце делит пополам, Чтоб славить друга легче было нам. Перевод С. Маршака
На кончиках пальцев теплится вся мощь этого мира, способная забирать или оставлять право и дальше дышать воздухом. Упоительная сладость чужого страха – ощущение, как в ладони судорожно сжимается чужое сердце. Оно гладкое, живое, трепещущее – оно пойманное… Дыхание перехватывает, свое сердце замирает в предвкушении. Пробуждение было резким и довольно неприятным. - Опять кошмары? – Аллен даже не поворачивается, просто кидает ему пачку сигарет. - Чего не спишь? – наверное, хорошо, что Уолкер не видит – руки дрожат, зажечь сигарету получается не сразу. Хотя зачем обольщаться, этот экзорцист все знает. - Опять хочется убивать? - Мальчик мой, это моя натура. Это твоя натура. – Руки не перестают дрожать даже после нескольких затяжек. Так - легкий якобы случайный пинок пяткой был намеком, что тема затронута неправильная. - Я не убийца. Я никогда не подчинюсь ему. - Слышали, знаем. Не начинай. Спи лучше. Встать, уйти и постоять под этим звездным небом этого нового мира, о котором так теперь любят говорить. Руки все еще дрожат. Все еще не ушло это желание убивать, хотя война и закончена. Но никуда не ушли это гены Ноя. Они всегда были, они всегда есть и будут. Потому что это равновесие, так задумано природой. А значит, все еще зовет жажда крови, жажда увидеть вновь, как зеленый кристаллик Чистой силы рассыпается, превращается в ничто. Слишком хорошо, слишком глубоко запрятано это желание. И эта проклятая третья сторона всегда будет следить за этим равновесием, за существованием Чистой Силы и генов Ноя. И за то, что никому из них не дали право выбора, сделали своими игрушками, хочется проклинать – проклинать хотя бы это чистое небо. Оно ведь видит. И только оно знает, как иногда ночами в очередном приступе Тикки возвращается с балкона и долгими минутами стоит над Алленом, направляя руку к сердцу экзорциста, к сердцу владельца ненавистной Чистой Силы. Но каждый раз ладонь сжимается, сжимается с силой, так что белеют костяшки. «Это сердце мое. Оно мое и так», – успокаивает себя названный бывшим Ноем. Успокаивает и решает, что самое время совершить прогулку. Но уже никакое небо не узнает, как часами после ухода Тикки Аллена выворачивает в ванной в очередном приступе. Этого никому не дано знать, что каждый приступ Ноя как зов для Четырнадцатого, который стремится к родной крови, стремится к этой соломинке, что может вытащить его из глубин сознания Уолкера. И каждый раз сопротивление чужому, липкому и очень темному сознанию сопровождается шепотом: «Это сердце мое. Мои мысли, не дам… Ничего не дам. Ничего»… Утром же, когда Тикки вернется, Аллен будет ждать его с горячим кофе на кухне, залитой солнечным светом. И все вновь будет хорошо. До следующей ночи.
Let those who are in favour with their stars
Of public honour and proud titles boast,
Whilst I, whom fortune of such triumph bars,
Unlook'd for joy in that I honour most.
Это длилось уже третий день, точнее – ночь. И это нервировало. Аллен взвыл и спрятал голову под подушку. Не помогло. Пришлось вставать.
- ТИККИ МИК!!!! – створки окна со всей силы хлопнули о каменные стены. – Ты что творишь?
- Even for this let us divided live,
And our dear love lose name of single one,
That by this separation I may give
That due to thee which thou deservest alone.
Ной отвлекся от какой-то потрепанной книжки:
- Маааальчик, - пафосно возвел он руки к взбешенному Аллену, - сердце мое замерло от восторга при виде твоего светлого лика!
Уолкера перекосило - как-то случайно на глаза попался горшок с фиалками, что Линали подарила на новоселье.
- Ты мешаешь мне спать!!!!!
- Ну, знаешь ли! – Тикки развел руками. – А я вот совсем не могу спать.
- Это не мои проблемы.
- Дааааа? Неужели? Ты лишил меня дома своей победой над Графом, а теперь утверждаешь, что это не твои проблемы!
Фиалка упала рядом с бывшим Ноем. Аллен застонал, сполз на подоконник и схватился за голову руками.
- Я открою.
- Всегда знал, что ты мне поможешь! – как-то уж слишком приторно улыбнулся Тикки и направился к двери, листая книжку до очередной закладки – еще предстояло завоевать себе место в теплой кровати.
Примечание: использованы сонеты Шекспира
читать дальше
Заказчик очень благодарен вам, господин автор =)
спасибо) на самом деле автору очень захотелось написать юмор, ну, хотя бы стеб...
автору очень захотелось написать юмор, ну, хотя бы стеб...
это разве плохо?)
это разве плохо?)
это не плохо, просто был написан еще вариант в ангсте)
просто был написан еще вариант в ангсте)
*_* а вторым вариантом не поделитесь?)
На кончиках пальцев теплится вся мощь этого мира, способная забирать или оставлять право и дальше дышать воздухом. Упоительная сладость чужого страха – ощущение, как в ладони судорожно сжимается чужое сердце. Оно гладкое, живое, трепещущее – оно пойманное… Дыхание перехватывает, свое сердце замирает в предвкушении.
Пробуждение было резким и довольно неприятным.
- Опять кошмары? – Аллен даже не поворачивается, просто кидает ему пачку сигарет.
- Чего не спишь? – наверное, хорошо, что Уолкер не видит – руки дрожат, зажечь сигарету получается не сразу. Хотя зачем обольщаться, этот экзорцист все знает.
- Опять хочется убивать?
- Мальчик мой, это моя натура. Это твоя натура. – Руки не перестают дрожать даже после нескольких затяжек. Так - легкий якобы случайный пинок пяткой был намеком, что тема затронута неправильная.
- Я не убийца. Я никогда не подчинюсь ему.
- Слышали, знаем. Не начинай. Спи лучше.
Встать, уйти и постоять под этим звездным небом этого нового мира, о котором так теперь любят говорить. Руки все еще дрожат. Все еще не ушло это желание убивать, хотя война и закончена. Но никуда не ушли это гены Ноя. Они всегда были, они всегда есть и будут. Потому что это равновесие, так задумано природой. А значит, все еще зовет жажда крови, жажда увидеть вновь, как зеленый кристаллик Чистой силы рассыпается, превращается в ничто. Слишком хорошо, слишком глубоко запрятано это желание. И эта проклятая третья сторона всегда будет следить за этим равновесием, за существованием Чистой Силы и генов Ноя. И за то, что никому из них не дали право выбора, сделали своими игрушками, хочется проклинать – проклинать хотя бы это чистое небо. Оно ведь видит. И только оно знает, как иногда ночами в очередном приступе Тикки возвращается с балкона и долгими минутами стоит над Алленом, направляя руку к сердцу экзорциста, к сердцу владельца ненавистной Чистой Силы. Но каждый раз ладонь сжимается, сжимается с силой, так что белеют костяшки. «Это сердце мое. Оно мое и так», – успокаивает себя названный бывшим Ноем. Успокаивает и решает, что самое время совершить прогулку.
Но уже никакое небо не узнает, как часами после ухода Тикки Аллена выворачивает в ванной в очередном приступе. Этого никому не дано знать, что каждый приступ Ноя как зов для Четырнадцатого, который стремится к родной крови, стремится к этой соломинке, что может вытащить его из глубин сознания Уолкера. И каждый раз сопротивление чужому, липкому и очень темному сознанию сопровождается шепотом: «Это сердце мое. Мои мысли, не дам… Ничего не дам. Ничего»…
Утром же, когда Тикки вернется, Аллен будет ждать его с горячим кофе на кухне, залитой солнечным светом. И все вновь будет хорошо. До следующей ночи.
А вы мне на умыл не откроетесь? Мне кажется, я вас знаю, но если ошибся - сюрприз будет приятным)
Заказчик
это все тот же первый автор) обещанный ангст, он-таки съел мое сознание))
собственно, да - вы меня знаете - сюрприза не будет)
на самом деле здесь один автор и два исполнения))
мне очень приятно)
автор в обоих случаях.