Солнечные лучи пробиваются сквозь тюль, вырисовывая пятнистые узоры на коже, попадают на веки, заставляя ресницы встрепенуться и приоткрыть глаза, прищуриться, наконец перевернуться на другой бок, чтобы спрятаться от назойливых солнечных зайчиков, вызывающих радужные круги перед глазами. Смятая простынь, еще не остывшее место под боком. Канда проснулся окончательно, когда осознал что лежит в пастели совершенно один. Когда-то это было для него обыденным делом, но не сейчас; привыкший просыпаться, чувствуя на затылке ровное дыхание и легкий сладкий аромат, нежные руки на плечах, теперь уже не мог продолжать дремать в одиночестве. Парень поднялся и прислушался, покрывало скользнуло по стройному телу и упало под ноги, из кухни доносился стук ножа обо что-то твердое, шипение масла на сковороде и журчание воды, обильно льющейся из отрытого крана. Не трудно было догадаться, что второй хозяин квартиры пытается приготовить завтрак. -Ууу, ну вот! – пригубив порезанный палец, застонал Лави, сквозь слезы смотря на огромные и неровно порезанные кольца луковицы. -Что ты тут делаешь? – немного безразлично протянул японец, подходя ближе и осматривая бардак на кухонном столе. -Ты же вчера сам говорил: «хоть бы раз завтрак приготовил, глупый заяц!» – книжник попытался артистично передать интонацию своего партнера, в итоге получилось весьма правдоподобное подражание – вот я и… -Сгинь, - фыркнул Канда, перехватывая нож из рук Лави и отталкивая того бедром, - тебе ничего нельзя поручить, даже приготовление завтрака – продолжил бурчать мечник, искусно нарезая овощи соломкой. Книжник растянулся в улыбке, почесал пальцем правую щеку и плюхнулся на стул, упер локоть о стол, уложил горемычную голову на ладонь и мечтательным взглядом посмотрел на парня, шинкующего корейскую морковь: - Люблю… – коротко отозвался рыжеволосый, миловидно улыбаясь, - видеть тебя таким хозяйственным, да еще в домашнем антураже. -Уусэ-наа! – опять огрызнулся Канда, со стуком ложа нож на стол и отворачиваясь в сторону разогретой плиты, чтобы закинуть овощи на раскаленную сковороду. Он даже не успел подтолкнуть нескатившиеся остатки с разделочной доски, как ощутил горячее прикосновение к затылку. Лави стоял сзади, уткнувшись носом в густые черные волосы: -Одно я могу наверняка – это любить тебя всем сердцем, -отозвался парень, укладывая руки на плечи Ю. -Глупый заяц, этого тебе никто и не поручал – пробурчал тот в ответ, пытаясь показать свое хладнокровие, но невольно улыбаясь, понимая, что следует за этими словами…
Автор понимает, это не совсем то, что хотелось заказчику, но надеется, что довольство от предыдущего исполнения его заявки помешает ему слишком сильно побить второго исполнителя
269 слов
На самом деле, «семья» – это не про них. Семья – это обязательства, которые они не имеют права принимать на себя. Война закончится, и – если оба останутся живы – каждый пойдет своей дорогой. Ответственность, привязанность, общее будущее… ничего подобного у них нет. Зато есть комната на двоих при новом штабе ордена. Где Лави поливает цветы, пока их хозяин мотается по миру с очередным заданием. Где Канда с маниакальным упорством складывает книги, беспорядочно разбросанные по столу. Где они спят в одной постели, когда возвращаются; где они просыпаются, обнявшись. Снова и снова. Лави лениво ворочается, не желая выползать из-под одеяла. Сквозь спутавшуюся челку смотрит на Канду. Тот неторопливо разминается – короткая зарядка, чтоб прогнать дремоту из мышц. До настоящей тренировки еще далеко, но не ползать же ему снулой мухой все это время? Он так красив сейчас – небрежно собранные волосы, минимум одежды, совершенное тело, плавные движения. И он знает, что на него смотрят. Когда Лави, наконец, встает, Канда заваривает чай. Они позавтракают потом, в столовой, все равно ни один из них толком не умеет готовить не в походных условиях. Но чай с утра ничего не значит и не стоит лишних усилий, это всего лишь заряд бодрости и мелкая приятная необходимость. Приятная для обоих, и Канда почти незаметно улыбается, заливая кипяток в глиняный чайник. - Доброе утро, Юу! - Лави подходит, чтоб обнять его и поцеловать краешек обветренных губ. - Зубы почисть, - бурчит тот, но удерживает чужую руку в своей чуть дольше, чем следовало бы. Лави идет в душ, ощущая в теле ту особую, сладкую ломоту, которая бывает после чертовски хорошей и бурной ночи. И думает крамольную мысль. «Хорошо бы, эта война не кончилась слишком быстро».
Автор №1 ммм... откроетесь заказчику в у-мыл??? буду ждать)))
Автор №2 а мне оч понравилось))) это не совсем то, что хотелось заказчику - почему же?))) очень даже то))) обычное "семейное" утро))) все супер))) откроетесь в у-мыл???
Я сейчас буду, как Второй Автор... Наверное, немного не по заявке заказчика... Но у нас так начинается каждое утро нашей "семейной" жизни...
838 слов
Где-то у берега океана, в тысячах км от Чёрного Ордена. 6.45 утра. Дом Канды и Лави.
- А ну иди сюда, маленький воришка! Всё равно ведь поймаю! – с самого утра раздавались шутливые угрозы младшего Историка, а в ответ по всему дому звучал громкий звонкий детский смех и топот маленьких ножек, то и дело пробегающего мимо Канды научившегося не только ходить, но и уже бегать непоседливого «первенца». – Вот как догоню сейчас! Как поймаю! – грозил пальцем рыжеволосый папочка, при этом улыбаясь так искренне и нежно, что убегающий от него малыш только громче хохотал, играя с обожаемым родителем в «догонялки». Канда вздохнул, продолжая мешать ложкой кашу, которую готовил на завтрак маленькому баламуту. - Всё, уморил, не могу больше бегать за тобой, - театрально рухнув на диван, рыжий прикрыл глаза тыльной стороной ладони, делая вид, будто смертельно устал, сам же тем временем подглядывая из-под полу-прикрытых ресниц, как его маленькая копия подозрительно выглядывает из-за края дивана. – Всё, умираю… - для пущей правдоподобности младший Историк издал «последний вздох» и безвольно опустил руки, свесив их с мягкого «предсмертного одра». Наблюдающий краем глаза «представление» Канда покачал головой и привычно «тч»-кнул, накрывая на стол, придирчиво проверяя чистоту тарелок, вилок, ложек и прочего. - Па-а-а-а? – протянул недоверчиво косящийся на «умершего» папочку рыжик-младший, выходя и неуверенно направляясь маленькими шажками к нему. Пока этот хулиганистый «ну очень неожиданный подарок Канде от Лави» научился говорить всего два слова и сказать «С какого ты тут притворяешься?! Вставай, и будем играть дальше!» он не мог. Поэтому, остановившись чуть поодаль и топнув ножкой, малыш насупился, не сводя внимательного взгляда с лица младшего Историка, и вновь произнёс, - па-а-а-а! - Ага! – попытался схватить мелкого «оживший» папочка, но мелочь только радостно взвизгнула и понеслась прочь, заливаясь звонким заразительным смехом и создавая у Канды своими маленькими босыми ножками ощущение, что по дому носится немаленький такой слонёнок… - А за ним – большой рыжий слон, - нарезая хлеб, буркнул недовольно Канда от начинающейся головной боли, когда вновь послышался топот ног и рыжего-старшего, которому явно нравилось поддаваться сынишке, - и так каждое утро…- в дом бесцеремонно вбежала псина, активно виляя хвостом, и, громко залаев к восторженному смеху удирающей мелочи, присоединилась к беготне по всему дому. - Тч! Я убью их... - сжав по давно выработанному рефлексу рукоять катаны, Канда с величайшим разочарованием осознал, что в руке - всего лишь кухонный нож, а если он сейчас устроит "кровавое воскресение" раздражающей его псине и рыжему кролику, то во-первых, напугает сына, который поднимет такой ор, что Канда точно его успокоить не сможет, ибо успокаивается мелкий только, если его утешает папочка рыжий, а во-вторых - некого будет кормить приготовленным завтраком. - А ну стой! Поймаю ведь! – смеясь, грозился рыжий, пробегая мимо Канды, - воришка маленький! Сачио, отдай папочке его Молот!
Канда накрыл на стол, разложил всем их порции завтрака, разлил только что заваренный чай и резко развернулся, когда рыжеволосая мелочь, смеясь, в очередной *-дцатый раз пыталась пробежать мимо него: - Стоять! – рявкнул Гроза всея и всех, преграждая путь двум замершим на месте рыжикам и одной врезавшейся в младшего Историка псине. А замереть было от чего: возвышающаяся над ними фигура «мамочки» с ножом в руке, фартуком поверх домашней одежды, собранными в «хвост» волосами и уж больно сердитым прищуренным взглядом из-под чёлки, не вызывала доверия у не менее упрямого малыша, недовольно фыркнувшего на Канду: - Ю! – ага, а вот и второе слово, что знает маленькое «чудовище», топнувшее многозначительно ножкой. - Оружие детям не игрушки! – пригрозила «мамочка», сурово глядя на нахмурившегося сынишку, который только жадно сжал в ручонках уменьшенный до обычного состояния и деактивированный Тесей любимого папочки, - давай сюда, - «мамочка» с самым серьёзным видом отняла «игрушку» у надувшего губки мелкого, тут же потянувшего свои лапки к отнятой «забаве», и тыкнула Молотом в грудь рыжего-старшего, - тч! А ты, Лави, хуже ребёнка! Сколько раз говорить, что надо прятать оружие надёжнее?! - Ну, Юу-у-у-у-у, - улыбаясь самой безобидной улыбкой, промурлыкал младший Историк, поднимая руки в сдающемся жесте, - ну, чего ты? Пусть играет, жалко что ли? Всё равно Молот не активи… - Это не шутки, Лави! – прорычал Канда, вновь тыкнув рыжего в грудь, на что тот «ай»-кнул и совсем, как рыжик-младший, обиженно «надулся», - сколько ещё я должен повторить тебе, чтобы дошло?! Я же вот надёжно прячу свой Му… Акено! – воскликнул Гроза всех комуринов и кроликов, уставившись округлившимися глазами на появившегося в арочном проёме кухни длинноволосого чернявенького босоногого крохи в смешной ночной сорочке, пытающегося тащить за собой катану «мамочки»… - А вот и младшенький проснулся… - нежно промурлыкал рыжий «папочка», глядя, как кроха при звуке своего имени, застыл, поднимая на «мамочку» большие тёмно-зелёные глаза и невинно моргая, мол, «а что я? Оно само нашлось!», - поскольку говорить ещё не умел. Заметив, как нервно начинает дёргаться глаз у его благоверного, рыжий поспешил обнять Канду со спины, поцеловав в шею и прошептав на ухо совсем иным, тихим голосом, полным робкой надежды и искренней радости, что у них теперь «семья»: - Согласись, Юуу, ни одно наше утро не было бы таким счастливым без них… - и хоть Канда был крайне недоволен происходящим, но ему ничего не оставалось, как, вздохнув многострадально, кивнуть в ответ и улыбнуться пытающемуся грызть рукоять катаны сынишке...
Солнечные лучи пробиваются сквозь тюль, вырисовывая пятнистые узоры на коже, попадают на веки, заставляя ресницы встрепенуться и приоткрыть глаза, прищуриться, наконец перевернуться на другой бок, чтобы спрятаться от назойливых солнечных зайчиков, вызывающих радужные круги перед глазами. Смятая простынь, еще не остывшее место под боком. Канда проснулся окончательно, когда осознал что лежит в пастели совершенно один. Когда-то это было для него обыденным делом, но не сейчас; привыкший просыпаться, чувствуя на затылке ровное дыхание и легкий сладкий аромат, нежные руки на плечах, теперь уже не мог продолжать дремать в одиночестве. Парень поднялся и прислушался, покрывало скользнуло по стройному телу и упало под ноги, из кухни доносился стук ножа обо что-то твердое, шипение масла на сковороде и журчание воды, обильно льющейся из отрытого крана. Не трудно было догадаться, что второй хозяин квартиры пытается приготовить завтрак.
-Ууу, ну вот! – пригубив порезанный палец, застонал Лави, сквозь слезы смотря на огромные и неровно порезанные кольца луковицы.
-Что ты тут делаешь? – немного безразлично протянул японец, подходя ближе и осматривая бардак на кухонном столе.
-Ты же вчера сам говорил: «хоть бы раз завтрак приготовил, глупый заяц!» – книжник попытался артистично передать интонацию своего партнера, в итоге получилось весьма правдоподобное подражание – вот я и…
-Сгинь, - фыркнул Канда, перехватывая нож из рук Лави и отталкивая того бедром, - тебе ничего нельзя поручить, даже приготовление завтрака – продолжил бурчать мечник, искусно нарезая овощи соломкой.
Книжник растянулся в улыбке, почесал пальцем правую щеку и плюхнулся на стул, упер локоть о стол, уложил горемычную голову на ладонь и мечтательным взглядом посмотрел на парня, шинкующего корейскую морковь:
- Люблю… – коротко отозвался рыжеволосый, миловидно улыбаясь, - видеть тебя таким хозяйственным, да еще в домашнем антураже.
-Уусэ-наа! – опять огрызнулся Канда, со стуком ложа нож на стол и отворачиваясь в сторону разогретой плиты, чтобы закинуть овощи на раскаленную сковороду. Он даже не успел подтолкнуть нескатившиеся остатки с разделочной доски, как ощутил горячее прикосновение к затылку. Лави стоял сзади, уткнувшись носом в густые черные волосы:
-Одно я могу наверняка – это любить тебя всем сердцем, -отозвался парень, укладывая руки на плечи Ю.
-Глупый заяц, этого тебе никто и не поручал – пробурчал тот в ответ, пытаясь показать свое хладнокровие, но невольно улыбаясь, понимая, что следует за этими словами…
но хоть бы один поцелуйчик... Т____Тзаказчик доволен)))
в следующий раз обязательно напишу с поцелуйчиком))269 слов
На самом деле, «семья» – это не про них. Семья – это обязательства, которые они не имеют права принимать на себя. Война закончится, и – если оба останутся живы – каждый пойдет своей дорогой. Ответственность, привязанность, общее будущее… ничего подобного у них нет.
Зато есть комната на двоих при новом штабе ордена. Где Лави поливает цветы, пока их хозяин мотается по миру с очередным заданием. Где Канда с маниакальным упорством складывает книги, беспорядочно разбросанные по столу. Где они спят в одной постели, когда возвращаются; где они просыпаются, обнявшись. Снова и снова.
Лави лениво ворочается, не желая выползать из-под одеяла. Сквозь спутавшуюся челку смотрит на Канду. Тот неторопливо разминается – короткая зарядка, чтоб прогнать дремоту из мышц. До настоящей тренировки еще далеко, но не ползать же ему снулой мухой все это время? Он так красив сейчас – небрежно собранные волосы, минимум одежды, совершенное тело, плавные движения. И он знает, что на него смотрят.
Когда Лави, наконец, встает, Канда заваривает чай. Они позавтракают потом, в столовой, все равно ни один из них толком не умеет готовить не в походных условиях. Но чай с утра ничего не значит и не стоит лишних усилий, это всего лишь заряд бодрости и мелкая приятная необходимость. Приятная для обоих, и Канда почти незаметно улыбается, заливая кипяток в глиняный чайник.
- Доброе утро, Юу! - Лави подходит, чтоб обнять его и поцеловать краешек обветренных губ.
- Зубы почисть, - бурчит тот, но удерживает чужую руку в своей чуть дольше, чем следовало бы.
Лави идет в душ, ощущая в теле ту особую, сладкую ломоту, которая бывает после чертовски хорошей и бурной ночи. И думает крамольную мысль.
«Хорошо бы, эта война не кончилась слишком быстро».
ммм... откроетесь заказчику в у-мыл???
буду ждать)))Автор №2
а мне оч понравилось))) это не совсем то, что хотелось заказчику - почему же?))) очень даже то))) обычное "семейное" утро))) все супер)))
откроетесь в у-мыл???
Заказчик.
В том-то и дело, что семейное - в кавычках)
откроетесь в у-мыл???
Не вопрос, скажите только кому)
Автор №2
ну, я думаю, в этой паре семейное - всегда в кавычках))) это не про них)))
Заказчик.
ну вот)))
А ведь для них эта война вряд ли когда-нибудь кончится... Это уже образ жизни.Они солдаты разных армий.Я сейчас буду, как Второй Автор... Наверное, немного не по заявке заказчика... Но у нас так начинается каждое утро нашей "семейной" жизни...838 слов
Где-то у берега океана, в тысячах км от Чёрного Ордена. 6.45 утра. Дом Канды и Лави.
- А ну иди сюда, маленький воришка! Всё равно ведь поймаю! – с самого утра раздавались шутливые угрозы младшего Историка, а в ответ по всему дому звучал громкий звонкий детский смех и топот маленьких ножек, то и дело пробегающего мимо Канды научившегося не только ходить, но и уже бегать непоседливого «первенца». – Вот как догоню сейчас! Как поймаю! – грозил пальцем рыжеволосый папочка, при этом улыбаясь так искренне и нежно, что убегающий от него малыш только громче хохотал, играя с обожаемым родителем в «догонялки». Канда вздохнул, продолжая мешать ложкой кашу, которую готовил на завтрак маленькому баламуту.
- Всё, уморил, не могу больше бегать за тобой, - театрально рухнув на диван, рыжий прикрыл глаза тыльной стороной ладони, делая вид, будто смертельно устал, сам же тем временем подглядывая из-под полу-прикрытых ресниц, как его маленькая копия подозрительно выглядывает из-за края дивана. – Всё, умираю… - для пущей правдоподобности младший Историк издал «последний вздох» и безвольно опустил руки, свесив их с мягкого «предсмертного одра». Наблюдающий краем глаза «представление» Канда покачал головой и привычно «тч»-кнул, накрывая на стол, придирчиво проверяя чистоту тарелок, вилок, ложек и прочего.
- Па-а-а-а? – протянул недоверчиво косящийся на «умершего» папочку рыжик-младший, выходя и неуверенно направляясь маленькими шажками к нему. Пока этот хулиганистый «ну очень неожиданный подарок Канде от Лави» научился говорить всего два слова и сказать «С какого ты тут притворяешься?! Вставай, и будем играть дальше!» он не мог. Поэтому, остановившись чуть поодаль и топнув ножкой, малыш насупился, не сводя внимательного взгляда с лица младшего Историка, и вновь произнёс, - па-а-а-а!
- Ага! – попытался схватить мелкого «оживший» папочка, но мелочь только радостно взвизгнула и понеслась прочь, заливаясь звонким заразительным смехом и создавая у Канды своими маленькими босыми ножками ощущение, что по дому носится немаленький такой слонёнок…
- А за ним – большой рыжий слон, - нарезая хлеб, буркнул недовольно Канда от начинающейся головной боли, когда вновь послышался топот ног и рыжего-старшего, которому явно нравилось поддаваться сынишке, - и так каждое утро…- в дом бесцеремонно вбежала псина, активно виляя хвостом, и, громко залаев к восторженному смеху удирающей мелочи, присоединилась к беготне по всему дому. - Тч! Я убью их... - сжав по давно выработанному рефлексу рукоять катаны, Канда с величайшим разочарованием осознал, что в руке - всего лишь кухонный нож, а если он сейчас устроит "кровавое воскресение" раздражающей его псине и рыжему кролику, то во-первых, напугает сына, который поднимет такой ор, что Канда точно его успокоить не сможет, ибо успокаивается мелкий только, если его утешает папочка рыжий, а во-вторых - некого будет кормить приготовленным завтраком.
- А ну стой! Поймаю ведь! – смеясь, грозился рыжий, пробегая мимо Канды, - воришка маленький! Сачио, отдай папочке его Молот!
Канда накрыл на стол, разложил всем их порции завтрака, разлил только что заваренный чай и резко развернулся, когда рыжеволосая мелочь, смеясь, в очередной *-дцатый раз пыталась пробежать мимо него:
- Стоять! – рявкнул Гроза всея и всех, преграждая путь двум замершим на месте рыжикам и одной врезавшейся в младшего Историка псине. А замереть было от чего: возвышающаяся над ними фигура «мамочки» с ножом в руке, фартуком поверх домашней одежды, собранными в «хвост» волосами и уж больно сердитым прищуренным взглядом из-под чёлки, не вызывала доверия у не менее упрямого малыша, недовольно фыркнувшего на Канду:
- Ю! – ага, а вот и второе слово, что знает маленькое «чудовище», топнувшее многозначительно ножкой.
- Оружие детям не игрушки! – пригрозила «мамочка», сурово глядя на нахмурившегося сынишку, который только жадно сжал в ручонках уменьшенный до обычного состояния и деактивированный Тесей любимого папочки, - давай сюда, - «мамочка» с самым серьёзным видом отняла «игрушку» у надувшего губки мелкого, тут же потянувшего свои лапки к отнятой «забаве», и тыкнула Молотом в грудь рыжего-старшего, - тч! А ты, Лави, хуже ребёнка! Сколько раз говорить, что надо прятать оружие надёжнее?!
- Ну, Юу-у-у-у-у, - улыбаясь самой безобидной улыбкой, промурлыкал младший Историк, поднимая руки в сдающемся жесте, - ну, чего ты? Пусть играет, жалко что ли? Всё равно Молот не активи…
- Это не шутки, Лави! – прорычал Канда, вновь тыкнув рыжего в грудь, на что тот «ай»-кнул и совсем, как рыжик-младший, обиженно «надулся», - сколько ещё я должен повторить тебе, чтобы дошло?! Я же вот надёжно прячу свой Му… Акено! – воскликнул Гроза всех комуринов и кроликов, уставившись округлившимися глазами на появившегося в арочном проёме кухни длинноволосого чернявенького босоногого крохи в смешной ночной сорочке, пытающегося тащить за собой катану «мамочки»…
- А вот и младшенький проснулся… - нежно промурлыкал рыжий «папочка», глядя, как кроха при звуке своего имени, застыл, поднимая на «мамочку» большие тёмно-зелёные глаза и невинно моргая, мол, «а что я? Оно само нашлось!», - поскольку говорить ещё не умел. Заметив, как нервно начинает дёргаться глаз у его благоверного, рыжий поспешил обнять Канду со спины, поцеловав в шею и прошептав на ухо совсем иным, тихим голосом, полным робкой надежды и искренней радости, что у них теперь «семья»:
- Согласись, Юуу, ни одно наше утро не было бы таким счастливым без них… - и хоть Канда был крайне недоволен происходящим, но ему ничего не оставалось, как, вздохнув многострадально, кивнуть в ответ и улыбнуться пытающемуся грызть рукоять катаны сынишке...