Однажды, давно настолько, насколько это возможно, она вызвалась святым парламентером на переговоры в блокадный Будапешт. Ей едва исполнилось десять, но добродетели ей было не занимать с рождения. Линк хорошо помнил ее светлые косы с кровавыми лентами и блестящие глаза. В них уже тогда гнездилось праведное милосердие. Ей надо было бы быть преподавателем или медсестрой, но она упрямо поджимала пухлые губы и ратовала за воронью мантию, срывающимся голосом объясняя, что так будет полезней.
«Кому?» - Безжалостно звучал вопрос ватиканских дипломатов.
«Им», - смело отвечала она, не отводя взгляда.
И Линк – замкнутый в себе мальчишка, – думал, что она похожа на Мадонну.
Тевак не играла в святость. Тевак просто была чиста душой.
Злые шутки оставляли на ее кристальности раны. Насмешки над верой вспарывали бархатность. Иглами в нежность вонзались упреки.
Горьким ядом проливался хрусталь ледяных слез. Тевак плачет – поют птицы. Тевак плачет – умирают люди. В Ватикане ее звали ведьмой-предсказательницей. За глаза. В лицо – традиционный нейтралитет религиозного общества.
В Будапеште вскипала кровь и каждое мгновенье обрывалась жизнь. Тогда была поздняя осень, утонувшая в вечных дождях. Ливни, шедшие день и ночь, рябили перед глазами грохотом старых воспоминаний. Трупы, нагруженные нелепой горой в телегу, привозили в Ватикан разбухшими от влаги, словно набитые ватой. От них несло гниением, землей, порохом и пеплом. Гробовщик обходил их стороной, морща длинный нос, отмахивался рукой, когда какой-нибудь клир деловито замечал, что пора бы хоронить, и, скалясь, выплевывал сквозь пожелтевшие зубы, что древесину сейчас переводить невыгодно, а этим только костер поможет.
Ватикан гнил изнутри, а снаружи – бойня. Способный Линк бы с удовольствием сравнил эту войну с восстаниями и революциями Древней Греции и Рима, когда землю не было видно за кровью и безжизненными телами. Но его самого следовало отправить туда по распоряжению главы. Вороны – не дети. Отряд мгновенного реагирования. То, что там засела смерть никого не волнует. То, что у Линка нет желания туда ехать – вы обязаны подчиняться, Говард. Вы клялись, Говард.
Алая мантия несуразна на узких мальчишеских плечах, шепотки и поклоны вслед – раболепство перед сильным, который слаб. Линк – штабист, а не воин. Война смывала грани, рамки.
- Уходишь?
Тевак на коленях тихонько пела псалмы над грудой тел. Ее лицо спокойно и мягко, оно нежно, молодо.
- Твои молитвы мертвым не помогут.
- Они сражались за нас.
Ни капли брезгливости, когда она с лаской касалась ледяной руки. Тевак улыбалась мертвым так же, как живым. Всегда с невероятной осязаемой добротой.
И Линк готов был выиграть все битвы только ради того, чтобы она продолжала так улыбаться.
- И должны были выжить. Это долг. Они клялись защищать!
В нем горели гнев и страх. А Тевак серебряно смеялась, смотря на него снизу вверх. Она была смелее, она не боялась умереть.
- Защитишь меня, Говард?
И Линку казалось, что у него выросли крылья. Не вороньи, а ангельские, разбуженные ее верой. Это дороже злата. Он мог поклясться ей в чем угодно, вернуться ради этого из любого пекла. Только бы сдержать обещание.
Он уходил. Не оборачиваясь, но слыша голос, читающий вслед ему молитву. Не видя, что драгоценность улыбки стиралась слезами.
Душа и сердце за матчасть! || Семь планет и четыре стихии.
Тевак улыбалась мертвым так же, как живым. Всегда с невероятной осязаемой добротой. И Линк готов был выиграть все битвы только ради того, чтобы она продолжала так улыбаться. Ох, это замечательно. Очень красиво и проникновенно написано, образность у текста замечательная: От них несло гниением, землей, порохом и пеплом. Гробовщик обходил их стороной, морща длинный нос, отмахивался рукой, когда какой-нибудь клир деловито замечал, что пора бы хоронить, и, скалясь, выплевывал сквозь пожелтевшие зубы, что древесину сейчас переводить невыгодно, а этим только костер поможет. Ватикан гнил изнутри Впечатлило. Очень. Спасибо Вам огромное, Автор. И хотелось бы узнать Вас хотя бы в юмейл. Откроетесь? обрадованный и довольный заказчик
-
-
17.04.2012 в 22:47489 слов.
Однажды, давно настолько, насколько это возможно, она вызвалась святым парламентером на переговоры в блокадный Будапешт. Ей едва исполнилось десять, но добродетели ей было не занимать с рождения. Линк хорошо помнил ее светлые косы с кровавыми лентами и блестящие глаза. В них уже тогда гнездилось праведное милосердие. Ей надо было бы быть преподавателем или медсестрой, но она упрямо поджимала пухлые губы и ратовала за воронью мантию, срывающимся голосом объясняя, что так будет полезней.
«Кому?» - Безжалостно звучал вопрос ватиканских дипломатов.
«Им», - смело отвечала она, не отводя взгляда.
И Линк – замкнутый в себе мальчишка, – думал, что она похожа на Мадонну.
Тевак не играла в святость. Тевак просто была чиста душой.
Злые шутки оставляли на ее кристальности раны. Насмешки над верой вспарывали бархатность. Иглами в нежность вонзались упреки.
Горьким ядом проливался хрусталь ледяных слез. Тевак плачет – поют птицы. Тевак плачет – умирают люди. В Ватикане ее звали ведьмой-предсказательницей. За глаза. В лицо – традиционный нейтралитет религиозного общества.
В Будапеште вскипала кровь и каждое мгновенье обрывалась жизнь. Тогда была поздняя осень, утонувшая в вечных дождях. Ливни, шедшие день и ночь, рябили перед глазами грохотом старых воспоминаний. Трупы, нагруженные нелепой горой в телегу, привозили в Ватикан разбухшими от влаги, словно набитые ватой. От них несло гниением, землей, порохом и пеплом. Гробовщик обходил их стороной, морща длинный нос, отмахивался рукой, когда какой-нибудь клир деловито замечал, что пора бы хоронить, и, скалясь, выплевывал сквозь пожелтевшие зубы, что древесину сейчас переводить невыгодно, а этим только костер поможет.
Ватикан гнил изнутри, а снаружи – бойня. Способный Линк бы с удовольствием сравнил эту войну с восстаниями и революциями Древней Греции и Рима, когда землю не было видно за кровью и безжизненными телами. Но его самого следовало отправить туда по распоряжению главы. Вороны – не дети. Отряд мгновенного реагирования. То, что там засела смерть никого не волнует. То, что у Линка нет желания туда ехать – вы обязаны подчиняться, Говард. Вы клялись, Говард.
Алая мантия несуразна на узких мальчишеских плечах, шепотки и поклоны вслед – раболепство перед сильным, который слаб. Линк – штабист, а не воин. Война смывала грани, рамки.
- Уходишь?
Тевак на коленях тихонько пела псалмы над грудой тел. Ее лицо спокойно и мягко, оно нежно, молодо.
- Твои молитвы мертвым не помогут.
- Они сражались за нас.
Ни капли брезгливости, когда она с лаской касалась ледяной руки. Тевак улыбалась мертвым так же, как живым. Всегда с невероятной осязаемой добротой.
И Линк готов был выиграть все битвы только ради того, чтобы она продолжала так улыбаться.
- И должны были выжить. Это долг. Они клялись защищать!
В нем горели гнев и страх. А Тевак серебряно смеялась, смотря на него снизу вверх. Она была смелее, она не боялась умереть.
- Защитишь меня, Говард?
И Линку казалось, что у него выросли крылья. Не вороньи, а ангельские, разбуженные ее верой. Это дороже злата. Он мог поклясться ей в чем угодно, вернуться ради этого из любого пекла. Только бы сдержать обещание.
Он уходил. Не оборачиваясь, но слыша голос, читающий вслед ему молитву. Не видя, что драгоценность улыбки стиралась слезами.
-
-
18.04.2012 в 04:20И Линк готов был выиграть все битвы только ради того, чтобы она продолжала так улыбаться.
Ох, это замечательно.
Очень красиво и проникновенно написано, образность у текста замечательная:
От них несло гниением, землей, порохом и пеплом. Гробовщик обходил их стороной, морща длинный нос, отмахивался рукой, когда какой-нибудь клир деловито замечал, что пора бы хоронить, и, скалясь, выплевывал сквозь пожелтевшие зубы, что древесину сейчас переводить невыгодно, а этим только костер поможет.
Ватикан гнил изнутри
Впечатлило. Очень.
Спасибо Вам огромное, Автор. И хотелось бы узнать Вас хотя бы в юмейл. Откроетесь?
обрадованный и довольный заказчик