И никогда - назад: только вперед с разбега в лужу, никакое: «Ты же простудишься!», - не поможет, только зонтик, ловко вовремя выставленный перед ними, защитит. А он радуется, смеется, пока хватает воздуха в легких, и вновь и вновь прыгает – до тех пор, как закончатся силы, и шутка не будет казаться такой уж смешной. И через пару минут он недоуменно отходит от лужи, совершенно не понимая смысла затеи, но уже достаточно недовольный тем, что стало мокро и холодно. Мана качает головой, воспитатель оказался полностью прав: любая шалость быстро надоедает его младшему, а вот любое внимание и одергивание только раззадоривают – и шалость продолжается уже со злым смехом и слезами. «Неуправляемый ребенок», - кажется, именно это сказал директор еще одной оставленной позади школы, здесь тоже часто это повторяли, но с любовью и вниманием – здесь ему лучше. Мана вздыхает и еще раз кивает, признавая правоту других, подтверждая продолжительность своего одиночества. Хлопок калитки как приговор. И в порыве злости по дому проносится ураган. На следующий день плотник только удивляется и качает головой, но молчит – за такие деньги стоит помолчать.
И всегда - как взрыв. Он сидит за столом и отказывается что-то рассказывать, отодвигает праздничный пирог и хмуро вырезает на столе Имя. Мана уже не делает замечаний – со временем взамен им пришло смирение. Стол – это вещь, его можно заменить. А младший с тоской смотрит на часы и молчит,- им больше не о чем разговаривать. Через час он уходит на два года. И никакое смирение не погасит приступа ненависти к единственному родному человеку. Через неделю Мана сдаст квартиру милой паре, что ждут ребенка, а потом и вовсе про них забудет, как только напишет письмо с очередной станции. За такой подарок на счастье, посетовав, что со старшим они не успели, младшего назовут в честь имени счастья дарителя. То, что в мире появился Аллен, Мана не будет знать. Смирение заглушит и память вместе с желанием общаться с этим миром.
И только будет так, что с каждой станции по письму в тот самый пансионат с рассказом о путешествиях и странах, с маленькими открытками из разных мест и засушенными листьями, которые где-то там станут пылью. Но конверты прилежно приносит почтальон к высоким воротам, за которыми открытый мир других. Эти сложенные вчетверо листы бумаги так и останутся в этом мире – здесь такие не живут. Здесь живут другие – сложные, ненавидящие, зависимые и родные, те, кто навсегда останется по ту сторону ворот, тайком заглядывая в почтовый ящик, осторожно касаются желтоватой бумаги, здороваются, а потом еще долго сидят на траве, так ничего и не взяв. Старые связи не имеют право на существование здесь, зато имеют право на жизнь там. А знание об этой старой стопке по ночам греет мыслями о быть может. Только через несколько лет это быть может заменяют другие цели, связи исчезают, а лишь одно проявление слабости приводит к мучительной агонии прошлого. Он еще будет шептать себе, что все еще случится, что они будут вместе. Правда, когда он вернется, связи умрут даже здесь. - Какой неуправляемый ребенок…
Милый автор, я тебя обожаю, ты знаешь об этом? Спасибо огромное за такой текст - вязкий, тягучий, горький, справедливый... и все равно они будут вместе. Искренне восхищаюсь донельзя счастливый заказчик
-
-
20.10.2010 в 23:21Ключевая фраза разбита.
И никогда - назад: только вперед с разбега в лужу, никакое: «Ты же простудишься!», - не поможет, только зонтик, ловко вовремя выставленный перед ними, защитит. А он радуется, смеется, пока хватает воздуха в легких, и вновь и вновь прыгает – до тех пор, как закончатся силы, и шутка не будет казаться такой уж смешной. И через пару минут он недоуменно отходит от лужи, совершенно не понимая смысла затеи, но уже достаточно недовольный тем, что стало мокро и холодно. Мана качает головой, воспитатель оказался полностью прав: любая шалость быстро надоедает его младшему, а вот любое внимание и одергивание только раззадоривают – и шалость продолжается уже со злым смехом и слезами. «Неуправляемый ребенок», - кажется, именно это сказал директор еще одной оставленной позади школы, здесь тоже часто это повторяли, но с любовью и вниманием – здесь ему лучше. Мана вздыхает и еще раз кивает, признавая правоту других, подтверждая продолжительность своего одиночества. Хлопок калитки как приговор. И в порыве злости по дому проносится ураган. На следующий день плотник только удивляется и качает головой, но молчит – за такие деньги стоит помолчать.
И всегда - как взрыв. Он сидит за столом и отказывается что-то рассказывать, отодвигает праздничный пирог и хмуро вырезает на столе Имя. Мана уже не делает замечаний – со временем взамен им пришло смирение. Стол – это вещь, его можно заменить. А младший с тоской смотрит на часы и молчит,- им больше не о чем разговаривать. Через час он уходит на два года. И никакое смирение не погасит приступа ненависти к единственному родному человеку. Через неделю Мана сдаст квартиру милой паре, что ждут ребенка, а потом и вовсе про них забудет, как только напишет письмо с очередной станции. За такой подарок на счастье, посетовав, что со старшим они не успели, младшего назовут в честь имени счастья дарителя. То, что в мире появился Аллен, Мана не будет знать. Смирение заглушит и память вместе с желанием общаться с этим миром.
И только будет так, что с каждой станции по письму в тот самый пансионат с рассказом о путешествиях и странах, с маленькими открытками из разных мест и засушенными листьями, которые где-то там станут пылью. Но конверты прилежно приносит почтальон к высоким воротам, за которыми открытый мир других. Эти сложенные вчетверо листы бумаги так и останутся в этом мире – здесь такие не живут. Здесь живут другие – сложные, ненавидящие, зависимые и родные, те, кто навсегда останется по ту сторону ворот, тайком заглядывая в почтовый ящик, осторожно касаются желтоватой бумаги, здороваются, а потом еще долго сидят на траве, так ничего и не взяв. Старые связи не имеют право на существование здесь, зато имеют право на жизнь там. А знание об этой старой стопке по ночам греет мыслями о быть может. Только через несколько лет это быть может заменяют другие цели, связи исчезают, а лишь одно проявление слабости приводит к мучительной агонии прошлого. Он еще будет шептать себе, что все еще случится, что они будут вместе. Правда, когда он вернется, связи умрут даже здесь.
- Какой неуправляемый ребенок…
-
-
20.10.2010 в 23:53и все равно они будут вместе.Искренне восхищаюсь
донельзя счастливый заказчик
-
-
24.10.2010 в 18:10автор.