486 слов, имеются прямые, как шпала, упоминания всякого
– Какое из тебя удовольствие. Одна головная боль… – Один мой брат, – лениво тянет Тики. – Один мой брат говорит… знаешь что? Сизый дым плывёт из его рта вместе со словами. В утреннем полумраке убогая комната кажется почти обжитой. Окружающий бардак, сбитые простыни и зыбкий свет идут к развалившемуся на кровати Тики, как его сестре идут полосатые чулки и тяжёлые туфли. – Не уверен, что хочу знать, – улыбается Аллен. Между ними нет места никаким «как-так-могло-получиться» и «если-бы-так-могло-быть-всегда». Давай станцуем, сказал Тики когда-то, и, может, со стороны их бой и впрямь походил на танец. То, что они проделывают друг с другом всё это время, похоже на смертельную драку. Всё в соответствии. – Если голова болит, значит, ещё на месте, – Тики задавливает окурок в блюдце. Дымная лента, повисает в воздухе, как газовый шарф, заставляя Аллена поморщиться. – В данном случае – мой просчёт. Аллен оказывается на ногах раньше, чем Тики успевает среагировать. Чистая сила в его руке всё ещё остаётся силой – по тому, как Тики рычит, пытаясь вывернуться из захвата, он убеждается в этом снова. – Твой? Ну поправь! – Отцепись, дёрганый, – Тики почти хрипит.– Очки мне сломаешь. Или… Он подаётся назад, откинув голову, тёплые завитки волосы щекочут грудь Аллена, и честный захват превращается в какое-то неуместное объятие. Это вот, думает Аллен, вообще был подлый приём. – Так хочешь потерять голову прямо сейчас? Тики выгибается сильнее и забрасывает руки себе за плечи. Аллен как раз успевает порадоваться, что уже надел штаны, когда чужие пальцы проходят сквозь ткань, стискивают бёдра и, поглаживая, скользят вниз. Так же легко его пальцы проникают сквозь живую плоть – при одной мысли об этом ласковое прикосновение начинает обжигать. – Иди ты, – отвечает Аллен, сливая круг вчистую. И протяжно выдыхает. Полоса рваного шрама, распахавшая грудь Тики пополам, чётко выделяется на потемневшей коже. Тики-человек не выражается так приторно-красиво. Аллен снимает с Тики нелепые очки и кривится, как от боли, столкнувшись с апельсиново-жёлтым взглядом. – Благодарю, юноша. Сейчас они мне и впрямь ни к чему. А теперь пусти. Напоследок он задевает уже отвердевший член, и когда Аллен, невольно качнувшись вперёд, сдавленно шипит, ухмыляется так самодовольно и безыскусно, что Аллен диву даётся: неужели Тики Микк впрямь может хоть кого-то провести? Неужели всё это время Тики удаётся лгать самому Граф, что он до сих пор не может выследить Четырнадцатого? Тики влезает в брюки – одеваться по утрам, наверное, это что-то вроде ритуала – а Аллен думает о том, кого из них на самом деле водит за нос самодовольный и безыскусный Тики. На самом деле это не имеет такого уж значения: Аллен Уолкер никогда не был тем, кто сдаёт карты. Но теперь он тот, кто превращает игру в поддавки. – Я ещё увижу тебя, – говорит Тики. – Увидимся с тобой, юноша. Ты понял? Он повторяет и повторяет это «тебя», «тобой», а Аллен смотрит на тёмное полукружие у него на плече, аккуратное, словно печать. Память уже делает своё дело: кровоподтёк бледнеет, расплываясь и тая. Сочувствие, тёмное, как ненависть, царапается изнутри сердца холодной лапкой, Тики уходит сквозь стену, всё в соответствии, и в следующий раз надо прокусывать до крови.
Tykki, Автор, я вас знаю) Нет-нет, скорее всего, я не тот анон (с)
Тикки играет за себя против всех?) Опять ведь доиграется) Я думаю, тут не особенно понятно, за кого играет Тики - боюсь, даже самому Тики. Но доиграется, ага))
-
-
22.12.2012 в 22:47– Какое из тебя удовольствие. Одна головная боль…
– Один мой брат, – лениво тянет Тики. – Один мой брат говорит… знаешь что?
Сизый дым плывёт из его рта вместе со словами. В утреннем полумраке убогая комната кажется почти обжитой. Окружающий бардак, сбитые простыни и зыбкий свет идут к развалившемуся на кровати Тики, как его сестре идут полосатые чулки и тяжёлые туфли.
– Не уверен, что хочу знать, – улыбается Аллен.
Между ними нет места никаким «как-так-могло-получиться» и «если-бы-так-могло-быть-всегда». Давай станцуем, сказал Тики когда-то, и, может, со стороны их бой и впрямь походил на танец. То, что они проделывают друг с другом всё это время, похоже на смертельную драку.
Всё в соответствии.
– Если голова болит, значит, ещё на месте, – Тики задавливает окурок в блюдце. Дымная лента, повисает в воздухе, как газовый шарф, заставляя Аллена поморщиться. – В данном случае – мой просчёт.
Аллен оказывается на ногах раньше, чем Тики успевает среагировать. Чистая сила в его руке всё ещё остаётся силой – по тому, как Тики рычит, пытаясь вывернуться из захвата, он убеждается в этом снова.
– Твой? Ну поправь!
– Отцепись, дёрганый, – Тики почти хрипит.– Очки мне сломаешь. Или…
Он подаётся назад, откинув голову, тёплые завитки волосы щекочут грудь Аллена, и честный захват превращается в какое-то неуместное объятие.
Это вот, думает Аллен, вообще был подлый приём.
– Так хочешь потерять голову прямо сейчас?
Тики выгибается сильнее и забрасывает руки себе за плечи. Аллен как раз успевает порадоваться, что уже надел штаны, когда чужие пальцы проходят сквозь ткань, стискивают бёдра и, поглаживая, скользят вниз. Так же легко его пальцы проникают сквозь живую плоть – при одной мысли об этом ласковое прикосновение начинает обжигать.
– Иди ты, – отвечает Аллен, сливая круг вчистую. И протяжно выдыхает.
Полоса рваного шрама, распахавшая грудь Тики пополам, чётко выделяется на потемневшей коже. Тики-человек не выражается так приторно-красиво.
Аллен снимает с Тики нелепые очки и кривится, как от боли, столкнувшись с апельсиново-жёлтым взглядом.
– Благодарю, юноша. Сейчас они мне и впрямь ни к чему. А теперь пусти.
Напоследок он задевает уже отвердевший член, и когда Аллен, невольно качнувшись вперёд, сдавленно шипит, ухмыляется так самодовольно и безыскусно, что Аллен диву даётся: неужели Тики Микк впрямь может хоть кого-то провести?
Неужели всё это время Тики удаётся лгать самому Граф, что он до сих пор не может выследить Четырнадцатого?
Тики влезает в брюки – одеваться по утрам, наверное, это что-то вроде ритуала – а Аллен думает о том, кого из них на самом деле водит за нос самодовольный и безыскусный Тики.
На самом деле это не имеет такого уж значения: Аллен Уолкер никогда не был тем, кто сдаёт карты. Но теперь он тот, кто превращает игру в поддавки.
– Я ещё увижу тебя, – говорит Тики. – Увидимся с тобой, юноша. Ты понял?
Он повторяет и повторяет это «тебя», «тобой», а Аллен смотрит на тёмное полукружие у него на плече, аккуратное, словно печать. Память уже делает своё дело: кровоподтёк бледнеет, расплываясь и тая.
Сочувствие, тёмное, как ненависть, царапается изнутри сердца холодной лапкой, Тики уходит сквозь стену, всё в соответствии, и в следующий раз надо прокусывать до крови.
-
-
22.12.2012 в 23:06Автор, я вас знаю)Мило) Тикки играет за себя против всех?) Опять ведь доиграется)
Радостно видеть отп)
Не заказчик.
-
-
22.12.2012 в 23:10Печенек в студию!
Заказчик.
-
-
22.12.2012 в 23:11Нет-нет, скорее всего, я не тот анон (с)
Тикки играет за себя против всех?) Опять ведь доиграется)
Я думаю, тут не особенно понятно, за кого играет Тики - боюсь, даже самому Тики. Но доиграется, ага))
Спасибо за отзыв!
-
-
22.12.2012 в 23:13очень приятно вас порадовать!
Здорово, что понравилось.
а.
-
-
23.12.2012 в 12:04это не вы обещали про Канду и Аллена джен написать?
если да, то прям праднк души и сердца
-
-
23.12.2012 в 12:10это не вы обещали про Канду и Аллена джен написать?
если да, то прям праднк души и сердца
Это был такой тонкий намёк "автор, пишите лучше джен, романс не для вас"?)))
а.
-
-
23.12.2012 в 14:25вот нинада, я этого не говорил. пишите всё, что считаете нужным))